А.А. Фет - Письма - И. П. Борисову - Елисаветградка. 1849

Елисаветградка. 1849
Мая 18-го дня.

Любезный друг Иван Петрович!
Зачем не могу я хотя один день побеседовать с тобою и передать тебе
хотя самое необходимое - для составления в уме твоем тех же самых образов,
которые развились в последнее время в моем. Зная приблизительно жизнь мою,
ты, как благоразумный и добрый человек (первому я менее доверяю, чем второму
- ты сам знаешь, в каком отношении!), будь моим, хотя самым строгим - но, по
крайней мере, человеколюбивым судьею. Ты почти знаешь все мои домашние
отношения - но прошу тебя, не увлекайся ничем и подумай здраво - а потом
скажи мне хотя "дурака", и на том спасибо, моя милая. Итак, про домашнее ни
слова - ты его почти знаешь. Дело вот в чем: я встретил девушку -
прекрасного дома и образования - я не искал ее - она меня; но - судьба, и мы
узнали, что были бы очень счастливы после разных житейских бурь, если бы
могли жить мирно, без всяких претензий на что-либо; это мы сказали друг
другу, но для этого надобно - как-либо и где-либо! Мои средства тебе
известны - она ничего тоже не имеет. Я получил место полкового адъютанта.
Что касается лично до меня, то я никого никогда ничем утруждать бы не стал -
лично я Крез; но согласись, что все мои пожертвования, труды и разные
разности имели какую-либо цель. Я представил этому благородному существу
все, на что другие никогда не хотели даже обратить своего эгоистического
взгляда; и она, понимая и сочувствуя моим незаслуженным страданиям, -
протягивает руку; следовательно- какая бы должна была быть пустая работа:
добиваться с утратою невозвратимой жизни того, что для меня теперь даже не
нужно. Но как жить, куда обратиться - никто не поможет не только делом, но и
добрым словом.
Обращаюсь к тебе: может быть, я буду на походе, когда ты получишь мое
письмо - может, мне не суждено более видеть тебя, кто знает. Вот тебе мое
завещание: делай как знаешь и как можешь. Брат Вася - негодующий на мое
молчание - тогда как он пишет, что будет в июне домой, и которого адрес мне
неизвестен - может в самом деле скоро прибыть к вам. Покажи ему это письмо и
скажи ему следующее: он хотел для меня сделать многое, я в это не вхожу, это
его дело - отделить его, чего, конечно, не будет; но, зная брата, я уверен,
что он в деревне не усидит, а если бы он, приблизительно сообразившись с
доходом его части, отдал мне ее на поселение, положивши мне хотя 1 1/2
тысячи, которые без глаз пропадут даром, то я, наверное, бросил бы шататься
черт знает где и нашел бы себе, может быть, покой. А до тех пор я, бывши
адъютантом, тянул бы как-нибудь - если только мы вернемся в Крылов - без
этого все прахом идет. Не знаю, какое он будет получать содержание от
батюшки, не знаю состояния Любеньки, не знаю хорошо этих людей, т. е. Алекс.
Никит. - но они оба, т. е. брат и сестра, меня любят, и если мне можно на
кого надеяться, так это на них. Если б, говорю тебе, по приходе в Крылов и
утвердившись на незыблемом основании на моем месте (потому что
субалтерн-офицеру подобная штука невозможна) - и наконец, хотя приискавши в
мирное время человеческое место по штатской службе, я получал бы от брата до
времени прочнейшего моего устройства руб. 1000, да от сестры 500, то я мог
бы как-нибудь существовать. Если же все это сон и пуф, то и самая жизнь
такой жалкий пуф, что не стоит о ней и хлопотать.

Мая 29-го.

Опять прошло много времени, что я не писал тебе, и опять ты, вероятно,
ругаешь меня. Да черт с тобой, ругай сколько хочешь. Знаю, что первая
половина этого письма - глупость (потому что мне думать о чем-либо хорошем в
жизни - чистая глупость), и поэтому я хотел было занести на него мою
истребительную десницу, но подумал, что, может быть, хорошо, чтобы ты хотя
передумал то, что я передумал. У меня так много тебе говорить, что, верно,
ничего не скажу. Начну с главного для тебя. Посылаю тебе просимое тобою; но
если ты... и т. д. как-либо в довершение спектакля меня скомпрометируешь -
то, значит, ты сделаешь умножение дураков, т. е. FxB=FB; Б=F; след. = Б^2.
Теперь моя личная просьба: хотя зимою съезди в Москву. Я, если ты хочешь,
пришлю тебе формальную доверенность на взятие, продание и пр. моего
сочинения.
Что ты на него бы ни издержал, я тебе тотчас же вышлю, хотя такой штуки
не предвидится. Но, по крайней мере, будет же конец этой поганой чепухе.
Помилуй, ведь срам на божий свет глядеть. Сделай дружбу, выручи из беды - я
тебе этой услуги век не забуду. У Григорьева недоданные деньги, у Степанова
- недопечатанные книги. Следовательно, взявшись за это дело порядком - можно
и должно его при личном напирании на Степанова, как за свою собственность,
окончить в 2 недели. Напиши мне, что ты об этом думаешь? Что касается до
моей жизни - то я адъютантствую, время хлопотливое - а иногда бывает и
досадно и трудно, но по твоей же пословице: "нужда, стерва, песенки поет".
Готовимся и готовы уже в поход, а когда выступать - еще неизвестно, и куда?
точно так же. Итак, сентябрь мой полетел в трубу, а я-то, дурак, на него
рассчитывал, да не туда угодил. К брату, т. к. ждете вы его еще в августе,
пишу в Дармштадт, авось получит мое письмо. Эх, Ваня! Пойду в поход - себя
не жаль, потому что черт же во мне, а жаль прекрасного созданья. Не пугайся,
что я говорил ей о тебе и всех, кого люблю, - она верней меня; но теперь ей,
верно, не до тебя, как и тебе не до нее. Ваня, плохо, голубчик! Дальше этого
восклицания пойти не умею, все ни к чему путному не ведет; итак, до
следующего письма, может быть, уже с походу. Прощай и не забывай преданного
тебе

А. Фета.

Адрес все тот же - в Новогеоргиевск, а за выступлением - вслед за
полком. Полковому адъютанту.