А.А. Фет - Письма - И. И. Введенскому - 22 декабря <1840 г.>

Иринарх!
Досадно, ужасно досадно, что я не могу поговорить с тобою на словах. У
меня, когда я сажусь писать к тебе, бывает такой прилив самых ярких мыслей,
самых теплых чувств, что эти волны необходимо перемешиваются, дробятся о
неуклюжие камни моего прозаического красноречия, и осыпают бумагу серым
песком гадкого почерка. Многое, многое мог бы я тебе сказать, и эти слова,
как говорит Мицкевич:

"Пока они в слух твой и в сердце твое проникают
На воздухе стынут, в устах у меня застывают" {1}.

Кстати, я чрезвычайно удачно перевел на днях, подивись, из Мицкевича
одну пьеску, которую, со временем, перешлю к тебе, но теперь в редакции и
без того уже много моей всячины. Apropo {Кстати (фр.).}, чудаки вы в
Петербурге. Нимфы {2} одно из лучших моих произведений. Я пишу к тебе, с той
же consequents {вывод, следствие (фр.).}-ей, - с которой какой-то бывший
твой профессор читал о нравственном предназначении человека и сводил на
железные дороги и муравьиные яйца. Право все от того, что хочется много
говорить. Ты называешь мои письма досадными и неточными. Для меня смешно,
любезный друг, что ты воображаешь, будто бы больной человек, _испивающий
горькую_, т. е. холодную воду, может и должен знать Белярских {3} и проч.,
которые едва ли подозревают мое существование. Всеславин {4} бывает у меня.
Он поражен был, что ты пишешь по-польски, как поляк. А что он не пишет, так
на это одна причина - лень, преследующая всю молодежь на свете. Это мы
только с тобой труженики - а для чего????? Да так!! Нет, друг, поверь, что я
люблю, обожаю мои поэтические труды - это высшее наслаждение для меня по
крайней мере. Прошу тебя - смотри сам за собою - помилуй - да ты должен со
временем быть счастлив - только умей - в том-то и вся штука. Но в прочем и
проч. Поговорим о деле. Ты прислал мне Эйленшлегера {5} стихи для перевода,
я и радовался, и сердился, и переводил, и - дело в том - вчера я получил
твое письмо и стихи, а нынче стихи готовы. На почте ты их получишь с другою
тетрадью.
Слушай, колыбельная песнь, кажется, удалась, что касается до отрывка из
Баллады, то прочти его, Покажи Губеру, если хочешь, и, если одобрят, тогда и
помести в статье, а иначе и проч. Да главное дело ни под каким видом не
разбирай Лирич. Пантеона как причинения Фета, а просто А. Ф., равно как и
эти стихи пусть переводит А. Ф., а не Фет. Слышишь, не упрямся, зачем
вредить себе необдуманно. Разумеется, я жду генварьской книжки как бога. Там
стихи мои, и разбор Пантеона {6}. Еще прозба. Лежа в больнице, пришло мне в
голову написать Водвиль {7}. Вот я и написал, да и шлю его к тебе. А ты
отдай его не медля нимало в театральную цензуру. Разумеется, я не подписал
имяни и если спросят, то напиши - сочинил _Сквозник-Мухановский_, да и все
тут. Я надеюсь рублишек 200 слупить со Щепкина, он нуждается к бенефису, так
если хочешь мне угодить, вороти мне его поскорей. Если куплеты похабные не
пропустят - то я на особом листе шлю тут же ψευδο {псевдо (греч.).} куплеты,
которые ты в случае духовной смерти первых, законных, усынови на тех же
местах, котор<ые> будут показаны в приложенном листке. А что далее вычеркнет
кровожадная цензура, то пусть пропадет. Только во всяком случае как можно
поторопись прислать его retro {обратно (лат.).}. Перо вовсе отказалось
писать, а следовательно, и я тоже, прощай до следующ<его> письма. Отвечай,
дубина.

Фёт.